Перейти к содержанию
Pritchi.Net

  • Притчи

    Притчи народов мира
    Показать все категории
    • pn

      Каин

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      Однажды Каин (поселившийся после ужаснаго преступления в земле Нод) сидел под теревинфом, склонивши голову на свои руки, и вздыхал. Жена его, которая с малюткою на руках вышла искать его, нашедши его в таком положении, долго стояла подле него под деревом и слушала вздохи его.
      Тогда сказала она ему: «Что ты все вздыхаешь? И будет ли конец твоей печали?» Каин испугался, приподнял голову и сказал: «Ах, это ты, Селла! — Мой грех так велик, что прощения ему не будет». Сказавши это, он снова склонил голову и закрыл глаза свои рукою.
      Селла сказала кротким голосом: «Каин! Господь милосерд и благость Его велика!»
      Услышавши эти слова, Каин снова испугался и сказал: «О, не ужели, Селла, и твой язык должен быть для меня жалом, пронзающим сердце!» - «Сохрани Бог», отвечала Селла. «Но, Каин, послушай и посмотри: Не зеленеют ли поля наши, и не двукратно ли уже собрали мы с них богатую жатву? И так не милостив ли Господь к нам и не щедро ли изливает на нас дары свои?»
      «К тебе, Селла, к тебе Он милостив и к твоему Эноху; но не ко мне!» — отвечал Каин. «Я в Его благости познаю только, как я далек был от Него, когда убил Авеля .....
      «Но, Каин», — прервала его Селла — «не ты ли возделываешь поле и сеешь семена в землю? И не светит ли тебе утренняя заря, как в Эдеме, и не блистает ли роса на цветах и стеблях?»
      «Ах, Селла, несчастная жена моя», сказал ей Каин. «В утренней зари я вижу только обагренную кровию голову Авеля, и в росе на каждом стебле я вижу слезу, и в каждом цветке — капли крови. И когда восходит солнце, я вижу позади себя в тени моей Авеля — убитаго, а перед собою — меня самаго, убийцу его. — Самое журчание источника не есть ли жалобный стон об Авеле, и в дыхании прохладнаго ветерка не носится ли передо мною его дыхание? — Ах! сто крат ужаснее, нежели то слово гнева, которое прогремело в громе и воззвало ко мне: «Где брат твой, Авель?» — сто крат ужаснее для меня тот тихий голос, который повсюду слышится мне. И когда настает ночь, — ах! она объемлет меня, как мрачная могила, и вокруг меня разпростирается царство мертвых, которое одного только меня вмещает в себе. Только полдень есть час мой, когда солнце палит мою голову и пот каплет с меня на землю, и нет тени вокруг меня!» —
      Тогда Селла сказала: «О Каин! О мой возлюбленный! Посмотри, вон — идут наши овечки, белыя, как полевыя лилии! Как весело резвятся и скачут оне при сиянии вечерней зари!»
      Каин быстро взглянул и сказал: «Это овцы Авеля! Не красны ли оне от крови Авеля? Не есть ли блеяние их жалобный вопль об Авеле? Не голос ли это плача? Чтож такое могло бы принадлежать Каину?»
      Селла заплакала и сказала: «А разве я — Селла, которая любит тебя, не твоя жена?»
      Но он отвечал: «Как можешь ты любить Каина, который сам себя не любит? Что имеешь ты от меня, кроме слез и вздохов — — — — Как можешь ты любить Каина, убийцу Авеля?»
      Тут поднесла она к нему Эпоха, — и малютка улыбнулся отцу своему.
      Каин бросился на землю, рыдал и взывал: «Ах! И я должен еще видеть улыбку невинности! Нет, это улыбка не сына Каинова! Это улыбка Авеля! — Это улыбка Авеля, котораго убил Каин!»
      Так взывал он и лежал простертый лицем на земле! — Селла задрожала, присклонилась к теревинфу, — и слезы ручьем полились из глаз ея на землю. —
    • pn
      У одного благочестиваго отца был распутный сын, который, презирая все увещания, проводил время в обществе негодяев и предавался всей необузданности страстей своих. Таким образом сердце его непрестанно становилось испорченнее и все доброе в нем изчезало. Несчастный отец скорбел втайне о развращенной жизни сына и молился.
      По прошествии некотораго времени отец сильно занемог и, чувствуя приближение смерти, позвал к себе сына своего. Когда же сын подошел к постели умирающаго отца, он сказал ему: «Не бойся, сын мой, не думай, что я буду делать тебе упреки за твое поведение. — Вот, я умираю и оставляю тебя наследником всего моего имущества. За это исполни последнюю мою просьбу. Ее легко исполнить, и потому ты непременно должен обещать мне это и сдержать обещание».
      Сын изъявил полную готовность, исполнить волю отца, если только это для него возможно. Тогда умирающий отец сказал: «Обещай же мне, сын мой, что ты в продолжение двух месяцев по смерти моей каждый вечер будешь входить в эту комнату и полчаса оставаться в ней в уединении».
      Сын обещал, — и тогда отец благословил его и вскоре после того умер. Сын, похоронивши отца, возвратился к своим товарищам и жил по прежнему в забавах и веселостях.
      Но как скоро наступал вечер, он вспоминал о своем обещании и образ умирающаго отца убеждал его, сдержать обещание. Сначала было ему трудно, быть одному; ему казалось это очень скучно, и какой-то страх обнимал его. Но он преодолел самого себя по причине даннаго обещания и думал, что два месяца пройдут скоро.
      Но тут открылись у пего глаза на его поведение; сердце его жаловалось на него и страх Божий объял душу его; он пришел в самого себя, увидел пропасть, в которую вела его развратная жизнь, начал плакать и сделался совсем другим человеком.
    • pn

      Слезы

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      В одну лунную, светлую ночь Гиллел ходил с учеником своим Сади по масличной горе, промежду садов. При свете луны Сади заметил вдали какого-то человека и, указывая на него, сказал учителю: «Что такое он делает там?»
      «Это Садок», отвечал Гиллел, «он сидит на могиле сына своего и плачет».
      «Как! Не ужели Садок не может преодолеть своей печали?» сказал юноша. «Его называют все мудрым и праведнымъ .....»
      «По этому он не должен чувствовать и скорби?» возразил Гиллел.
      Тогда Сади спросил: «Какое же преимущество мудрый имеет перед глупым?»
      «А вон — посмотри», отвечал ему учитель: «горькия слезы падают из глаз его на землю, но взор его обращен к небу». —
    • pn
      Когда Авель, пораженный Каином, лежал в крови своей и Адам стоял над ним и плакал, подошел к нему Херувим Рая и стал подле него молча и задумчиво. Тогда праотец человеческаго рода, обратясь к нему, сказал: «Это ли образ того рода, который должен произойти от меня? И будет ли когда еще осквернять землю кровь человеческая, проливаемая рукою братнею?»
      «Д», отвечал Херувим.
      «Ах, каким же именем назовут это ужасное злодеяние?» спросил Адам.
      С слезами на глазах отвечал Небесный: «Войною!»
      Содрогнулся праотец человеческаго рода, вздохнул и сказал: «Ах, за чем же праведник должен падать от руки нечестивца?»
      Херувим безмолствовал.
      Но Адам, рыдая, спросил: «Что же остается мне теперь в моей горести на оскверненной кровию земле?»
      «Взор горе» — отвечал Херувим и изчез.
      Но Адам стоял до захождения солнца, и когда на небе показались звезды, он простер к ним свои руки и сказал: «О вы, блестящие стражи у врат небесных, за чем вы ходите так безмолвно? Если смертный может слышать голос ваш и понимать язык ваш, о! — говорите о той земле, которая по ту сторону, и об Авеле — возлюбленном».
      Тогда стало еще тише вокруг его, и он пал на лице свое и молился, — и тихий голос проговорил в сердце его: «Авель, сын твой, жив!»
      И легче стало на душе его, и он пошел с тихою грустью.
    • pn

      Иов

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      Во времена Иова жил один Пророк, по имени Елиуд. К нему пришел однажды Иорам, друг Иова, и сказал ему: Пути Господни неизследимы; но для чего бы праведник так много должен страдать? — Вот, Иов лишился всего, что имел, и всех детей своих, и те, которым следовало бы утешать его, терзают его своими упреками и подозрениями.
      «Рука Господня коснулась его» — отвечал Пророк.
      И однакож, продолжал Иорам, Иов благочестив и Богобоязнен, как никто другой на земле. Не был ли он защитником и покровителем сирот и безпомощных? Не был ли око слепым, нога хромым, отец немощным? Какое око, видевшее его, не восхвалило его и не назвало блаженным?
      «Блажен человек, котораго наказует Всемогущий!» — отвечал Пророк.
      Но Всемогущий не есть ли вместе и Всеблагий? возразил Иорам. Для чего нужно было бы наказание тому, кто дары Господни расточал только на благотворение, и свою праведность так ясно доказал пред целым светом?
      «Для того», отвечал Пророк, «чтобы он также доказал ее и перед Богом».
      Но какую жертву мог бы Иов еще принесть Ему?
      «Самую трудную и драгоценную» — отвечал Пророк — «волю свою».
    • pn

      Поликарп

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      Св. Поликарп, ученик Апостола Иоанна, возлюбленнаго ученика нашего Господа, и подобный ему в любви, был Епископом Смирнской Церкви во время гонения на Христиан. Враги Евангелия ненавидели и преследовали его более всех других; но он постоянно являлся спокойным и веселым.
      Смотря на него с удивлением, ученики его однажды сказали ему: «Отец наш! Чем долее мы обращаемся с тобою и смотрим на жизнь твою; тем более должны удивляться тебе: ты — как Даниил в пещере львов. Сопостаты — которым ты ничего не сделал — со всех сторон подсматривают за тобою и готовы поглотить тебя; а ты остаешься неизменен, — и мы никогда не видали на лице твоем выражения гнева, никогда не слышали из уст твоих ни одного слова негодования ....... Как можешь ты это, Отец наш?»
      Старец улыбнулся и сказал: «А разве вы думаете, дети, что Пророк, с которым вы сравниваете меня, гневался на львов? — Львы, которые окружают меня, конечно могут растерзать мое тело, но они не могут коснуться моего сердца: я предал его моему Господу. Врагов, сколько бы их ни окружало меня — врагов, дети мои, у Поликарпа нет!»
      Так говорил благочестивый старец, и ученики приняли слова его к сердцу. Но вскоре они узнали еще больше, когда Св. Поликарп, стоя на костре, славословил Господа,(*) и взор его блистал, как золото в разженной печи.
      *) Св. Поликарп, когда возведен был на костер для принятия мученической смерти, с радостным взором, обращенным к небу, произнес: «Благословляю Тебя, Господи Боже Вседержителю, что Ты сподобил меня в сей день (то была великая Суббота) и час принять участие в числе Мучеников Твоих и в чаше Христа Твоего, для воскресения в жизнь вечную».
    • pn
      Храбрый рыцарь Гильдебранд был жестоко обижен рыцарем Бруно. Сильный гнев возгорелся в сердце его, и он не мог дождаться наступления дня, чтобы совершить кровавое мщение над врагом своим. Всю ночь провел он без сна, и едва только начало разсветать, он опоясался мечем и отправился к Бруно.
      Но как было еще очень рано; то он по пути зашел в церковь, сел и смотрел на Образа, которые были по стенам и освещались сиянием утренней зари. На одном Образе представлен был Спаситель в одежде поругания перед Пилатом и Иродом, и под ним было написано: Будучи злословим, Он не злословил взаимно. На другом — изображены были мучение и страдания Его у Пилата — с надписью: Страдая, не угрожал. Третий Образ был Распятие — с словами: Отче! Отпусти им!
      Когда рыцарь увидел это; пал на колени — и долго молился .....
      Выходя из церкви, он встречен был слугами рыцаря Бруно, которые сказали ему: «Мы шли к тебе; наш господин очень болен и желает видеть тебя». — Гильдебранд пошел с ними.
      Бруно с нетерпением ожидал его, и лишь только он взошел к нему в комнату, оп сказал ему с разтрогаппым сердцем: «Ах! Прости мне мою вину, я знаю, что я жестоко оскорбил тебя».
      «Брат мой!» отвечал ему Гильдебранд с дружественною приязнию, «Бог свидетель! Я ничего не имею на тебя в моем сердце». — И они подали друг другу руки, обнялись — и разстались друзьями.
      И вечерняя заря светила Гильдебранду — на возвратном пути его — любезнее, нежели утренняя.
    • pn

      Аттал и Мено

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      В Антиохии Сирийской жили два семейства изстари в жестокой взаимной вражде, которая от родителей переходила в наследство к детям. Аттал и Мено, главы семейств, старались взаимно, как можно, более вредить один другому, и ненависть их с каждым днем возрастала.
      Но Мено имел у себя раба, который был Христианин, жил по учению Евангелия и был верен во всем. Мено любил его и вверил ему весь дом свой. И во всем, что делал Сила — так назывался раб — был Бог с ним. Разговаривая часто с своим домоправителем, Мено узнал наконец, откуда произходили его честность, верность и усердие, и сделался, подобно ему, верующим и крестился во имя Господа.
      С этого времени Мено стал совсем другой и не говорил более ни одного дурнаго слова об Аттале, который каждый день причинял ему новое огорчение.
      Такая кротость еще более раздражила Аттала, и он подкупил дурных людей, опустошить ночью сад Мены и вырубить прекраснейшия деревья, которыя он сам насадил, и которыя были очень дороги для него.
      Тогда друзья Мены пришли к нему и сказали: «Если ты оставишь это без всякаго мщения; то он наделает тебе гораздо больше зла».
      Но Мено отвечал: «Злодейство учинено ночью; Аттал откажется от него. Между тем оно послужит мне к упражнению в терпении. Не такой ли же злой дух был прежде и во мне».
      Вскоре после того друзья Мены привели к нему двух мальчишек из числа тех, которых Аттал подкупил вырубить сад его, и сказали: «Вот, они признались в учиненном злодействе; теперь ты можешь обличить его и строго взыскать с пего». Но Меню отвечал: «Я простил ему, и не хочу питать в душе моей злобы, хотя, признаюсь, мне очень жаль моих деревцев». — Друзья его чрезвычайно вознегодовали на него за то.
      Спустя несколько времени в доме Аттала случился сильный пожар. Мено поспешил туда со всеми своими домашними и спас из огня двух малюток, детей своего врага. Потом подошел к Атталу, подал ему руку и сказал: «Ах, да не будет более вражды между мною и тобою, между моим и твоим домом!» И, утешая его в случившемся несчастий, он вызывался помогать ему при постройке новаго дома.
      Но Аттал отворотился и с злостию сказал: «Пожар есть дело Мены!» — и многие поверили словам его.
      Это крайне огорчило Мену, и друзья говорили ему: «Оставь злодея и предай его сатане!»
      Но он отвечал им: «Он человек, и носит в груди своей разтерзанное человеческое сердце. Я не могу проклясть его».
      По прошествии некотораго времени, Аттал потерял все свое имение и, претерпевая с женою и детьми крайнюю бедность, от печали сделался наконец очень болен.
      Тогда Мено скрепил свое сердце, опять пошел к нему и сказал: «Аттал! Да не будет более вражды между нами; подадим друг другу руки, прежде нежели охладеют оне. Будем жить побратски: все, что мое, пусть будет и твоим».
      Выслушавши эти слова, он взглянул на Мену впалыми глазами, наморщил лице и отворотился.
      Тогда друзья Мены, насмехаясь над ним, сказали ему, «Теперь исчерпалось сердце твое для недостойнаго; что еще будешь делать с ним?»
      «Теперь», отвечал Мено, «мне остается только молиться за него». — Между тем он тайно благодетельствовал Атталу и семейству его, так что они не терпели никакой нужды.
      Наконец Атталу стало хуже и он умер. Услышавши о смерти его, Мено плакал об нем и проводил его до могилы, и сделался покровителем и утешителем вдовы и сирот его.
      И люди говорили: «Как может делать это человек?» — Они незнали того духа, который жил в нем. Мено был Христианин! —
    • pn

      Верность

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      Один языческий Царь приказал привесть к себе Христианскаго Епископа и требовал от него, чтобы он отрекся от своей Веры и принес жертву идолам. Но Епископ со всею кротостию отвечал: «Государь! Этого я не могу сделать».
      «Как!» сказал тогда разгневанный Царь; «разве ты незпаешь, что твоя жизнь находится в моей власти и я могу предать тебя смерти? Одно мановение, — и тебя не будет».
      «Это я знаю», отвечал Епископ; «но дозволь мне. Государь, предложить тебе одно сравнение и один вопрос на решение. Представь себе, что один из вернейших служителей твоих попался в руки врагов твоих, и они всячески старались побудить его к неверности против тебя и измене. Но как верный слуга твой оставался неизменным и непоколебимым в своей верности; то враги взяли его, сняли с него всю одежду и нагаго прогнали от себя с посмеянием. Скажи, Государь, когда он придет к тебе, не дашь ли ты ему лучшия из одежд твоих и не вознаградишь ли его за посмеяние и поругание честию и славою».
      Конечно так, отвечал Царь. Но к чему-ж это, и где бы такое случилось?
      Тогда благочестивый Епископ сказал: «Государь! Ты можешь снять с меня эту земную одежду. ....... Но Господь мой облечет меня в новую, лучшую ..... Могу ли же я так много дорожить этою, чтобы отдать за нее мою верность?»
      Тогда Царь сказал: «Иди, я дарю тебе жизнь».
    • pn

      Мать и Дочь

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      В Иудейской земле, у подошвы знаменитой горы Фавор, прославленной преображением Господа, жила одна вдова с малолетнею дочерью. Оне были очень бедны, но жили в убогой хижине своей спокойно и весело; их дни протекали мирно, потому что оне были благочестивы и Богобоязненны. И мать, наставляя дочь свою в заповедях Господних, старалась внушить ей, как благ Господь ко всем, как Он произращает из земли растения, изливает на них росу и дождь, и велит солнцу своему восходить над всем живущим, и сколько благ каждый день низпосылает Он людям; расказывала также ей многия прекрасныя истории из Библии, и такими благочестивыми беседами питала и утверждала в юном сердце детскую любовь к Богу и надежду на всеблагое провидение Его. И когда она так говорила, слезы показывались на глазах ея. Заметивши это, малютка однажды спросила: Маминька, ты плачешь? «О дитя мое», отвечала мать, «благость Создателя так велика, что человеческое сердце вместить ее не может!»
      И каковы слова, таковы были и дела их. И Господь благословил их, — и малинький садик их, тщательно возделываемый руками их, приносил им разнаго рода плоды в таком избытке, что оне могли делиться ими и с другими, и оказывать пособие больным и нуждающимся. Заметивши, с каким радушием девочка исполняла священный долг благотворения, мать сказала ей с радостною улыбкою: «Не правда ли, моя милая, что блаженнее давать, нежели принимать. О, какое счастие, что и мы можем принесть нашу лепту в жертву Богу! Что делаем мы другим, то делаем как бы самому Господу. Все люди суть его дети».
      Так жили оне спокойно и весело в убогой своей хижине и со всем тщанием обработывали садик свой, который доставлял им так много радостей.
      Но вдруг появилась губительная зараза, — и мать заболела и слегла в постель. От печали и скорби занемогла и дочь.
      Чувствуя приближение смерти, мать говорила тихим голосом и с улыбающимся лицем: «Милое дитя мое! Час мой пришел ..... Но ты не унывай и не отчаивайся ..... Отец небесный — твой покровитель ..... Твоя судьба — в Его деснице.
      Выговоривши это, она не могла долее продолжать; силы ея совсем изчезли. Но дочь, обливаясь слезами, пала на колени и, простирая руки свои к небу, молилась: «О всеблагий и милосердый Отец небесный! Оставь мне мою маминьку. Как же мне будет жить без ней!»
      Так молилась малютка. И Ангелы вознесли молитву невинности на небеса к престолу Божию.
      Настало утро и солнце осветило хижину. Малютка увивалась около матери и старалась согреть ее.
      Тогда в золотом луче утренняго света приближился к ним Ангел смерти и разрешил души их, — и оне воспарили в блистании утренняго солнца в лучший мир.
    • pn

      Жаворонок

      От pn, в Круммахер Ф.А.,

      В прекрасное утро летняго дня вышел один поселянин с сыном своим в поле. Прохладный утренний ветер играл серебреными волосами старца и воздымал цветочную пыль над волнующимися посевами.
      Тогда старец сказал: «Смотри, как деятельна природа для нашего блага! Тем же дыханием, которым она прохлаждает ланиты наши, оплодотворяет и наши поля, чтобы житницы наши были полны».
      «Вот, уже восемьдесятое лето смотрю я на зеленеющия нивы, и мне также приятно, как бы я ныне в первый раз увидел их. Очень может статься, что это будет уже последний раз. Моя жизнь достигла своих пределов».
      Так говорил старец. Тогда сын схватил его руку и был сильно разтроган.
      Но отец сказал: «О чем же ты так опечалился? Мой день уже прошел и наступил вечер. Чтобы настало другое утро, надобно, чтобы прежде была ночь. И она будет для меня прохладна и приятна, как летняя ночь, когда вечерняя заря сливается с утреннею».
      «Ах, родитель мой», сказал сын, «как можешь ты так спокойно и весело говорить о том, что для нас будет так горестно! .... Ты показал мне теперь образ своей смерти, о — покажи же и образ своей жизни!»
      «Это очень легко», отвечал старец. «Жизнь земледельца проста, как природа, его окружающая. Видишь ли там жаворонка, как он с пением поднимается с поля? Не даром он всегда носится в такой близи к поселянину. Это — образ его жизни».
      «Рожденный и возрасший на лоне матери - земли, он держится питающей его борозды. Промежду волнующихся стеблей строит он гнездо свое, высиживает и вскармливает птенцов своих. И животворное благоухание зеленеющаго поля укрепляет крылья и голос его. — Но вот, он поднимается к небу и смотрит вниз на стебли и колосья, и вверх — на свет, который возражает стебли, и на облако, из котораго низходит на землю роса и дождь. Едва только начинает разсветать, он уже на крыльях, чтобы приветствовать ранняго посланника грядущаго утра. И когда солнце закатилось, он еще раз поднимается, чтобы уловить и последний лучь небеснаго светила. Таким образом он живет двоякою жизнию, одною — молча и действуя на питающей его земле, в тени зеленеющих стеблей, другою — с пением в высшей и светлой области. Но та и другая жизнь тесно соединены между собою и составляют одну жизнь: низшая доставляет ему побуждение, подниматься вверх, а высшая сообщает ему бодрость и охоту к тихой, веселой деятельности».
      Так говорил старец. Тогда сын с горячностию схватил руку отца и сказал: «Так, родитель мой, такова была жизнь твоя! О, когда бы она еще долго могла радовать нас!»
      Но старец отвечал: «Эта земная глыба становится для меня уже слишком тяжела. За чем же не желаете вы мне нераздельной и совершенной жизни в незаходимом вечном свете!» —
      «День очень зноен, становится душно; пойдем, же домой».
×
×
  • Создать...

Важная информация

Мы разместили cookie-файлы на ваше устройство, чтобы помочь сделать этот сайт лучше. Вы можете изменить свои настройки cookie-файлов, или продолжить без изменения настроек.