Jump to content
Pritchi.Net

  • Parables

    Притчи народов мира
    Show all categories
    • pn

      Нива

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Лето приводило в зрелость нивы. Полные колосья шумели под ветром, и земледелец шел уже смотреть, не время ли высылать жнецов на поле. Он помышлял о житницах и высчитывал барыш, который принесет ему обильная жатва. Ибо он был богат, но сердце его было ненасытно, скупо и полно житейских попечений.
      К нему подошел мудрый приходский Священник, и сказал: «Земля и в сей год приносит обилие хлеба. Колосья тяжелы, и скоро жнецы станут вязать богатые снопы».
      — Точно правда! — отвечал земледелец. — Почти не возможно было ожидать столь благословеннаго года. Земля принесет семена сторицею. —
      Благодушный Священник продолжал: «О, если бы и разумный повелитель земли подражал безчувственной глыбе, которую он обработывает. Она получает мало семян, и возвращает их сторицею. Человек получил так много, а приносит часто очень мало».
      Сии слова пронзили сердце скупаго земледельца, и он чувствовал себя пристыженным. Ибо он пекся токмо о следующем дне, и непрестанно помышлял о собирании сокровищ.
      Но он скрыл внутренний стыд свой, и сказал Священнику: «Правда, всякой человек должен работать и печься о своем хозяйстве, чтобы доставлять удовольствие и другим. Ему надобно трудиться до пота лица и запасать в изобилии все для него нужное, как удобренныя поля приносят семена сторицею. Для сего и природа производит на полях колос подле колоса, и целая нива кажется одним стеблем».
      Священник на то ответствовал: «Точно, вид нивы прост и единообразен, и колос стоит подле колоса, чтобы насытить многих. Но время сеяния коротко, зерно растет само собою, без содействия человека, и производит стебель и колос. Дни жатвы продолжаются, также недолго. Так должен и человек, отдыхая, смотреть на свое поле, любоваться и голубым васильком икрасноогнистым маком, которые цветут между кланами, и слушать жаворонка, возносящагося из борозды к небесам. Ибо не тщетно цветут первые и порхает другой среди стеблей и над стеблями. Они должны напоминать владельцу поля, что есть еще нечто кроме пыли борозды и высящагося колоса, дабы он, в стремлении своем к полезному, помышлял о прекрасном и добром, и на низкой земле не забывал высшаго».
      Так говорил благодушный Священник. Но речь его опечалила ненасытнаго земледельца; он выслушал ее с мрачным челом, и пошел прочь.
      Благое поучение мудраго мужа кажется злому сердцу жестокою насмешкою, и бывает для него источником горечи.
    • pn

      Желудь

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Престарелому благочестивому Брамину родился правнук. В радости о благословении, низпосланном на дом его, сказал он: «Я пойду в поле, чтобы благодарить великаго Духа и Отца природы, благодеющаго нам. О если бы Он подал мне случай почтить Его каким-либо добрым делом!» Так говорил он, и вышел.
      Цвет чистой радости есть благодарность, а плод ея — добродетель.
      С живым чувством благоговения к великому благотворному Духу, вышел старец в поле и под тень дерев. Каждая его мысль была молитва. Еще сверкали капли упавшаго дождя на стеблях, цветах и листьях. Природа казалась ему обновленною и прекраснее нежели когда либо, хотя он видел весну уже девяносто раз. «Она есть творение великаго Духа», говорил он. «Для того, кто благоговеет пред Ним, и в творении видит Творца, она не стареется».
      Старец продолжал путь свой. На утоптанной тропинке нашел он желудь. Уже дождь плодотворною своею силою вызвал росток; наружная скорлупа распалась. Но росток не мог укорениться на жесткой, голой тропинке.
      Старец наклонился, поднял желудь и сказал: «Хорошо, что путь мой привел меня сюда. Легко могла бы раздавить тебя стопа странника, или луч солнечный изсушил бы тебя. Щастлив я, что могу сделать доброе дело и довершить внутреннее мое чувство самым действием. Я хочу помочь намерениям мудрой природы, благотворящей нам в каждом дыхании жизни. И самая малая благодарность есть долг сладостный».
      Юноша, скрывавшийся за дубом, слышал слова Брамина. Он вышел к старцу, и улыбался насмешливо. «Чему смеешься ты?» спросил его Брамин. «Твоему детскому разуму, старик», отвечал юноша: «Как можешь ты радоваться, что спас жизнь ничтожному желудю?» «Юноша», сказал Брамин, «можешь ли ты знать разум мой, когда видишь меня в первый раз? И для чего смеешься ты над моею услугою, которую я хочу оказать природе? Для нея зерно стольже важно как и дерево, и без перваго не было бы последняго. И добродетель, сын мой, начинается с малаго и возвышается к великому. Но чем более приближается она к образу своему и совершенству, тем более склоняется к смирению и простоте. И тогда малое и великое для нея равно важны. Брама ниспосылает свои лучи  и росу и на былинку и на пальму». Так говорил старец с ласковою важностию.
      Юноша удалился в молчании и благоговении. Он видел благороднаго старца в его величии, и желал ему уподобиться. Ибо самое легкомыслие должно в сердце своем уважать добродетель.
      Брамин продолжал свой путь к холму, обросшему терниями. Ему встретился купец и спросил: Не уже ли ты еще надеешься из желудя возрастить дерево? Едва ли удастся тебе радоваться его тению! —
      Старец ответствовал: «При насаждении, надобно ли помышлять о тени дерева и самом себе? Поступает ли так природа? Сын мой, кто садил не со вчерашняго и не с третьяго дня, тот в самом насаждении находить свое назначение и свои радости».
      Он взошел на холм. На вершине его, среди терний, закопал он желудь, и покрыл его рачительно землею и мохом. — Как ты садишь между терний? — закричал ему пастух, — Худо же ты печешься о своем. питомце! — «Друг», ответствовал Брамин, «доколе растение нежно и мало, терния будут защищать его от суровых ветров и повреждения; когда же оно подростет, тогда само собою пробьется сквозь терния. Ибо оно есть дуб. Сын мой! Я подсмотрел это у природы. Добрая мать помышляет о нежности и крепости детей своих».
      Кончив дело свое, старец весело возвращался в свое жилище. «Кто строит при дороге», думал он, «у того всегда много учителей. Но опытный идет своим путем».
      Когда он приближался к своей хижине, на встречу ему прыгали и скакали внуки и правнуки, и спрашивали: Где ты был так долго? Но он собрал их вокруг себя, и разсказал, что с ним случилось. Когда старец говорил, дети ласкались к нему, а старшие из них слушали его с великим вниманием. «О!» воскликнул старец, оканчивая речь свою, «нет лучшаго места, как в недре природы, где детски любят Отца ея, и в кругу своих родных, где детски бывают любимы. Да, милосердый Брама! в тихом кругу природы и семейственной жизни стоит священный храм твой!»
      Скоро вышел из ростка новопосаженный дуб, вознесся над терниями и стал кудрявым, тенистым деревом. Брамин скончался и был погребен ближними своими на холму. Когда они смотрели на дерево и слушали шум его, тогда возпоминали, до позднейших времен, о жизни и мудрых словах Брамина, разсказывали о нем, и старались подражать ему.
      Слово мудраго мужа подобно семени в плодотворной земле.
    • pn

      Липы

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Земледелец, семидесятилетний старец, сидел в летний день с детьми и внучатами в тени двух лип, которыя посадил он в день свадьбы своей перед дверями своего дома. Дерева были высоки и густо покрыты листьями; приятно и прохладно падала их тень на веселое семейство, и только по временам, когда тихие ветерки колебали ветви и листья, проливался свет золотыми кругами на каменный стол и скакал там и сям в веселом собрании, и на смуглых щеках и на серебряных волосах бодраго, почтеннаго старца.
      Старец посмотрел вокруг себя и сказал: «Дети! сии дерева люблю я больше всех дерев, которыя насадили руки мои. Правда, я с почтением смотрю на высокий дуб, царя леса, и с благодарностию принимаю плоды от благодетельных яблонь, груш и веселящаго сердце винограда. Но сии дерева милее для меня всех других».
      «Потому, что ты посадил их в радостный для тебя день», сказал младший сын земледельца, и улыбнулся своей невесте.
      «Да», сказал старец и взглянул с любовию на жену свою, которая сидела подле него. «Это придает им цены в глазах моих: они напоминают мне пятьдесят радостных лет».
      «Но, батюшка, какое множество яблонь и груш собрали бы мы в пятьдесят лет, если бы на место лип посажены были яблони и груши», сказала дочь земледельца, вполовину с шуткою, вполовину с важностию.
      «Ты шутишь, слишком расчетливое дитя мое», отвечал старец, «ибо ты знаешь также хорошо как и я, что человек живет не тем токмо, что входит во уста. Ему нужна также и высшая, духовная жизнь: ему нужны прообразования, изображения и храмы. Дети! Сии липы, суть дерева семейственнаго союза: не стоят ли оне пред нашим жилищем как два священника?»
      «Кто будет теперь», продолжал старец, «спрашивать о доходе и пользе? Правда, мягкое дерево моих любимиц не годится даже на дрова, не только на строение дома или палат; но оно приносит более, оно само становится жилищем и дает тень и защиту от зноя летняго». Старец посмотрел вокруг себя, и все с удовольствием следовали глазами за скачущим солнечным светом и зыблющимися тенями.
      «Липы мои преграждают палящий поток солнечный и пропускают его к нам токмо разделенными струями. В их прохладном сумерке мы чувствуем приятность света. Нам кажется, как будто бы мы можем руками схватить его. По сему почитаю я сии дерева священниками и посредниками между темною землею и чистейшим существом, какое токмо свыше на нас изливается».
      «Так тихая семейственная жизнь приближает нас к источнику вечнаго света. Мы научаемся, что есть Отец, и называем Его, наполняющаго небо и землю, детскими словами». Произнося сии слова, старец поднял голову; он смотрел на вершины лип, и в сию минуту пролился луч света на лице его.
      «И когда благотворный дождь», продолжал старец, «освежает жаждущия поля, тогда, после перваго удовольствия и по прошествии росоносной тучи, еще долго падают капли с листьев дерев моих, как будто бы рука священника указывала в каждой из них благословение и милосердие небесное».
      «Такова и семейственная жизнь. В недре ея обитает продолжительная радость. Она разделяет дары и пременяет безмолвное восхищение в радостную благодарность; в ней буря юношеских чувствований превращается в долговременное тихое удовольствие».
      «И когда находит громоносная туча, под кровлею мирных дерев можно безопаснее разсматривать благодетельное течение бури. Они не привлекают молний, как гордый дуб, но защищают жилище от силы ветра».
      «И в их листьях, как бы в святилище невинности и любви, собирается веселая жизнь. Сюда прилетает, в полуденный зной, голубь со своею голубкою и домашняя ласточка со своими детьми; здесь вьет гнездо палевый чиж и пестрый щегленок; здесь пел и в тихий вечер и ранним утром соловей восхитительную песнь свою; а при корне их покоятся верная собака и разноперыя дворовыя птицы. И утомленный странник охотно отдыхает в тени их, и множество бедных находили здесь прохладу».
      «Ах, милыя дети, благочестивая семейственная жизнь заключает в себе столь много добраго и прекраснаго: она есть жилище сострадания, гостеприимства и благотворения».
      «И какое приятное благоухание распространяют теперь скромные цветы сих дерев! Смотрите: вокруг вершин их носятся пестрокрылыя дети лета; слушайте: какой шум в их ветвях! В каждом цветке качается пчела и собирает мед и воск для своего улья».
      «Так утверждается токмо в тихом недре семейственной жизни веселый труд и радостное наслаждение, иепреогорчаемое никаким раскаянием».
      «Под сими деревами», сказал старший сын, «протекли приятнейшие дни нашего детства. Здесь мы играли в юности. Все имена наши вырезаны на коре сих дерев».
      «Да, дети!» сказал старец, «здесь возрасли вы к важной, высшей жизни. Чтобы могли разцвести дни детства, им нужна приятная тень и тихий свет. Здесь тело ваше получило силу и гибкость, а душа сохранила детскую чистоту свою. Беспечно жили вы здесь пред глазами отца и матери; ваши имена вырезаны на коре сих дерев, подле них имена ваших милых, с именами детей, имена внуков».
      «Токмо на мирной земле домашней жизни укрепляется дух любви и небесное чувство веры и надежды».
      Старец взглянул на небо и умолк. Потом начал он говорить снова: «В каком полном цвете стоят ныне сии священныя дерева, и как они покрывают нас своею тению! Но пройдет еще несколько времени, наступит осень и время увядания. Но и увядание их прекрасно. Сначала цветок, свернувшись, опадает; потом бледнеет лист, раскрашивается различными красками, тихо отделяется от ветви и валится на землю. Мы собираем поблекшие листья вокруг древеснаго пня, чтобы они защищали корень от зимняго холода и питали его, и вспоминаем с благодарностию о тени и радостях, которыя они, зеленея, доставляли нам».
      Когда старец сие говорил, дети с грустию смотрели на него и на мать, и у многих на глазах сверкали слезы.
      Тогда старец, с веселым лицем, посмотрел вокруг себя и сказал: «Дети! Разве они не должны увядать? Так хочет благодетельная природа! Она разоблекает дерево, когда нам уже безполезна тень его, когда жилищу нашему нужен свет и лучи солнечные. Дерева снимают с себя зеленую одежду, чтобы в следующую весну разцвесть прекраснее, вырости выше. Они увядают в одно время, их листья опадают и смешиваются между собою также, как они составляли одну тень».
      «Не правда ли, добрая, верная подруга дней моих, не правда ли, что один не отстанет от другаго? Спокойно и сладко спать в уготованном доме».
      Так говорил земледелец и дружески подал правую руку жене своей. Она с любовию и радостно смотрела на почтеннаго старца.
      Но дети старались скрыть свои слезы; а игры и веселие внуков раздавались в тени дружественных лип.
    • pn

      Адам и Херувим

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Адам возделал свое поле и создал себе сад из древ, трав и цветов. Класы нивы его волновались в блеске вечерняго солнца, древа покрыты были цветами и плодами. Отец человеческаго рода и жена его и дети их покоились на холме и взирали на великолепие полей и зарю вечернюю.
      Тогда приступил к ним Херувим, страж Едема, без пламеннаго меча, и лице его сияло благостию.
      Он приветствовал их и рек: «Зрите: уже не растет для вас плод сам собою, как прежде; вы должны трудиться в поте лица вашего, чтобы снискать хлеб свой. Но по труде веселит вас плод, возращенный руками вашими, и приятно блистают полные класы. Иегова, сердобольный, дал вам средство к созданию собственнаго Едема».
      «Благость Его велика», ответствовал Адам, «и тогда, когда он наказуем. Радостно будем мы трудиться в поте лица нашего. Но прежде Иегова был близь нас, благословлял нас, и сияние лица его было над нами .... Что заменит нам сие блаженство?»
      «Молитва!» ответствовал Херувим. «В труде, Он подает вам земные, в молитве, небесные дары».
      И Адам, вместе с женою своею и детьми, обратил лице свое к небу, молился и благодарил. Тут очи его просветились и лице его возблистало, и он рек: «Благ Господь, и милость его пребывает во веки!»
    • pn

      Лилия

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Готгольд, сын благочестивых родителей, сложив руки на груди, в задумчивости, стоял однажды перед лилиею, и на лице его светилось тихое благоговение и внутреннее умиление сердца. В таком положении нашел его отец. «О чем задумался, сын мой?» спросил его отец.
      И Готгольд отвечал: «Я помышляю о словах, которыя Спаситель изрек о сем цветке, когда он превознес его над великолепием Соломона».
      «Почему же оне кажутся тебе столь достопримечательными?» спросил отец. «Я вижу, что ты растроган». «О, батюшка», отвечал мальчик, «меня умиляет до слез то, что Он, Сын Божий, снизшел до похвалы тленному цветку и его земной красоте».
      На сие отвечал отец: «Хвалю и разделяю твое чувствование, сын мой! Спаситель склонился к сему земному цветку, чтобы преобразить все земное и возрастить человека для небеснаго процветания. Он поучал людей находить и в цветущей, благоухающей чашечке тленнаго растения Источник и Отца света и жизни; Он словом своим соделал простой цветок утешителем скорбящих душ и прославил его скромную красоту. Так сей цветок есть земное подобие Его небесной мудрости, соединяющей вечным союзом истину, благость и красоту. Но он истлевает? скажешь ты», примолвил отец по некотором молчании: «Разве сия лилия не также цветет, как она цвела пред Господом?»
    • pn
      Иудей вошел в храм Индийский и увидел священный огонь. Он спросил жреца: «Как, вы покланяетесь огню?» «Огонь», отвечал жрец, «есть преобразование солнца и его животворящаго света». «И так вы почитаете солнце за бога?» продолжал Иудей. «Разве вы не знаете, что и оно есть творение Всемогущаго?» «Сие мы знаем», отвечал жрец; «но чувственному человеку нужен чувственный знак, чтобы постигнуть высшее. А солнце не есть ли образ невидимаго, непостижимаго Источника света, всесохраняющаго и благодеющаго?»
      На сие ответствовал Иудей: «Различает ли ваш народ подобие от подлинника? Он называет уже солнце своим Богом, и нисходя от высшаго к низшему подобию, преклоняет колена пред земным огнем. Вы прельщаете внешнее и ослепляете внутреннее его око, и представляя ему земный свет, лишаете его небеснаго. Не сотвори себе кумира ни всякаго подобия».
      «Как же вы означаете Существо Высочайшее?» спросил Индиец.
      Мы называем Его Иегова Адонаи», ответствовал Иудей, «то есть, Господь, иже есть, был и будет».
      «Слова ваши велики и громки», сказал Индиец, «но они ужасны».
      Тут вошел Христианин и сказал: «Мы называем его Отцем».
      Идолопоклонник и Иудей с удивлением взглянули друг на друга, и сказали: «Сие слово есть самое точное и самое высшее; но кто дает вам дерзновение называть так Вечнаго?»
      «Никто другой», ответствовал Христианин, «кроме Его Самаго, Отца!» Тут он изъяснил им тайну откровения Отца в Сыне и примирения.
      Постигнув оную, Индиец и Иудей содедались верующими, радостно возвели очи свои к небу и, в восторге сердца и духа, восклицали: «Отче! Отче милосердый!»
      И подали друг другу руки, и все трое назвались братьями.
    • pn

      Неемия и Елина

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Во время пленения народа Иудейскаго, жил Неемия, сын Гахалиин, при дворе Царя Персидскаго, в Судане, столице государства. Однажды беседовал Неемия с Елимою, Царским домостроителем, о богослужении и законе Израильском. Елима покланялся солнцу, по обычаю Персов.
      Елима сказал Неемии: «Наше богослужение превосходнее вашего: ибо мы созерцаем очами нашего бога».
      Но Неемия ответствовал: «Думаете ли вы, что тело лучше души, и скипетр и меч Царя лучше его милосердия и правосудия?»
      Елима умолк.
      В другой раз Елима сказал Неемии: «Наш бог ближе к нам: кто может постигнуть вашего?»
      На сие Неемия вопросил: «Обнимаете и осязаете ли вы руками бога вашего?»
      Елима ответствовал: «Какой безумец дерзнет пожелать, чтобы он руками своими мог досягнуть до небес?»
      И Неемия рек: «Чего вы не осмеливаетесь пожелать, покланяясь богу видимому, дерзнем ли мы то помыслить о Боге невидимом превысшем, сотворшем и небо и землю и море и вся, яже в них?
      Елима умолк.
      Еще раз Елима сказал Неемии: «Кто может верить, что Бог ваш, как говорите вы, печется о каждом человеке, промышляет о всем живущем?»
      Неемия ответствовал: «Солнце, бог ваш, которому вы покланяетесь, с отдаленной высоты не посылает ли лучи свои каждому семени, чтобы оно росло, каждому былию, чтобы оно зеленело, каждому класу, чтобы он созревал?» Елима умолк. Но Неемия продолжал: «Елима, брат мой, вознеси сердце твое от твари ко Творцу, от света к источнику света. Тогда будешь ты взирать на солнце как на чудесное творение руки Его, как на подобие Его всемогущества, и, покланяясь смиренно Богу моему, почитать себя более солнца. Ибо ты сын всеприсносущаго Бога, и можешь именовать Его Отцем твоим; а солнцу не дано сего».
      Елима умолк, погрузился в самого себя, и сделался верующим.
      Чрез несколько времени, Неемия спросил своего друга: «Как думаешь ныне о солнце, которое ты боготворил?» И Елима ответствовал: «С того времени, как я познал Его Самаго, почитаю я солнце кладязем на пути к Нему».
    • pn

      Слепец

      By pn, in Krummacher F.A.,

      Слепец, с поднятою головою, стоял в лучах весеннего солнца. Теплота протекала по его членам, сияние падало на смеженные его глаза, и лице его неуклонно было обращено к солнцу.
      «О ты, непостижимый океан света!» воскликнул он, «о ты, чудо всемогущей руки, сотворшей тебя и водящей по великолепному твоему пути! Из тебя текут вечная теплота, обилие и жизнь, и никогда сила твоя не иссякает. Сколь велик должен быть Тот, Кто сотворил тебя!»
      Так говорил слепец. Стоявший подле него человек услышал слова его, удивился, и спросил: «Как можешь ты хвалить солнце, которого не видишь?»
      Слепец отвечал: «Для сего-то я и хвалю его, друг мой! С того времени, как свет очей моих затмился и сияние солнца для меня стало затворено, я переселил его в душу мою: когда я чувствую его приближение, тогда оно восходит в душе моей и освещает ее. Но вы смотрите на него, как на все ежедневно окружающие вас предметы, только телесными очами!»
    • pn
      Вскоре по полуночи, Альмед, мудрый учитель, пробудил ученика своего Сади, и сказал: «Встань, и пойдем, до зноя дневнаго, в дом отца твоего». Сади радостно воспрянул с ложа, облекся в одежду, и последовал за своим учителем. «Какая ночь!» сказал юноша, когда они вышли в поле. Но Альмед ответствовал: «Мы будем созерцать ея великолепие на Фаворе». Они пошли бодро на гору, достигли ея вершины и там остановились.
      Царствовала глубокая тишина, зрак неба был совершенно ясен, как прекрасный сафир, звезды стояли подобно великому воинству, и сверкали; вдали блистало море.
      Сади устремил взоры свои на небо и море, и безмолвствовал. Альмед отверз уста свои и вещал священными словами: «Приидите и видите дела Божия. Небеса поведают славу Божию, творение же руку его возвещает твердь. Господи Боже мой, возвеличился еси зело: во исповедание и в велелепоту облеклся еси. Одеяйся светом яко ризою, простирали небо яко кожу: Покрываяй водами превыспренняя своя, подагаяй облаки на восхождение свое, ходяй на крилу ветреню: Творяй ангелы своя духи и слуги своя пламень огненный. Основаяй землю на тверди ея: не преклонится в век века. Бездна яко риза одеяние ея. Восходят горы, и нисходят поля. Посылаяй источники в дебрех, посреде гор пройдут воды. На тых птицы небесныя привитают: от среды камения дадят глас. От плода дел Твоих насытится земля. Прозябаяй траву скотом, и злак на службу человеком. И вино веселит сердце человека, умастити лице елеем: и хлеб сердце человека укрепит. Насытятся древа польская, кедри Ливанстии, ихже еси насадил. Сотворил еси луну во времена. Положил еси тму, и бысть нощь, в ней же пройдут вси зверие дубравнии: Скимни рыкающий восхитити, и взыскати от Бога пищу себе. Отверзшу Тебе руку, всяческая исполняется благости. Отвращшу же Тебе лице, возмятутся: отъимеши дух их, и исчезнут, и в персть свою возвратятся. Послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли. Что есть человек, яко помниши его; умалил еси его малым чим от ангел, славою и честию венчал еси его: И поставил еси его над дели руку Твоею. Вся покорил еси под нозе его!»
      Так вещал учитель в тишине ночи: Сади объят был ужасом, прикрыл главу свою, и трепетал.
      «Зри!» воскликнул Альмед. «Нисходит день!» И утрення заря распростерла криле свои по конец земли, и море в брегах своих и древа и горы покрылись румянцем, и облака на востоке блистали как пурпур и рубины. Солнце явилось и возносилося, горы курились; море горело как текущее злато; раздалось пение птиц; звери подвиглись; люди явились и на нивах и в садах и в виноградниках. Утреннее солнце освещало лице Сади и его учителя.
      Сади, полный радости, взирал на лице своего учителя. Альмед открыл уста свои и рек: «Зри, Сади! сколь велико всемогущество Божие, столь же велика и благость Его».
      Сади упал на грудь своего учителя и плакал от радости. Альмед простер над ним руку свою и благословил юношу.
      Потом они взяли жезлы свои и пошли к жилищу Сади, и Сади во весь день был кроток и молчалив, и родители радовались о сыне своем и говорили между собою: «чем можем вознаградить Альмеда за благодеяния нашему сыну?» Но они не знали, что происходило на Фаворе.
    • pn
      Астроном, глубокоученый муж, провел целую ночь на обсерватории, и наблюдал течение звезд. Утром возвратился он домой, к жене своей; под рукою у него был свиток бумаг, и глаза его блистали от внутренней радости и высокого мнения о самом себе.
      «Посмотри», сказал он и распустил свиток, исписанный множеством цифр и фигур, «посмотри на плод благословенной, великолепной ночи! Сколь важна наука, могущая предначертывать пути безчисленному воинству звезд, из которых ни одна не должна уклоняться ни на право, ни на лево, и измерять высоту лунных гор! И какое восхитительное чувство быть знатоком такой науки!»
      Когда он говорил таким образом, к великому удивлению жены своей, маленький сын схватил его за руку, прервал слова его и вскричал: «Папенька! папенька!» Но он отворотился от сына и сказал: «Молчи, молчи, дитя мое!»
      Но мальчик не переставал дергать за руку отца и кричать: «Посмотри, да посмотри же, папенька!» Тут обратился к нему отец, и мальчик, указав на стенные часы, сказал: «Я уже знаю все цифры на часовой доске, и теперь стрелка стоит на семи». Потом ребенок важно кивнул головою, и смотрел на отца.
      Мать засмеялась; засмеялся и отец, свернул свои бумаги, и сказал: «Ребенок дал мне полезный урок».
    • pn

      Поучение

      By pn, in Krummacher F.A.,

      В прекрасный весенний вечер отец семейства сказал жене своей: «Пойдем в поле, и посидим на холму, чтобы насладиться зрелищем заходящего солнца. Сего дня будет приятный вечер».
      Двое детей, мальчик и девочка, услышали сии слова и сказали: «Мы пойдем вперед, и будем ждать вас на холму». Потом они побежали из дому.
      За ними пошел и важный отец с милою своею женою; они разговаривали о красоте природы и о детях своих; отец от сокровища своей
      мудрости, а мать от благочестивого своего сердца.
      Когда они взошли на холм, дети уже были там, восклицали и скакали им навстречу; они привели с собою и белого ягненка, своего питомца.
      Солнце заходило великолепно: отец и мать смотрели на него, и души их были объяты умилением. Потом отец возвысил свой голос, и говорил детям о сотворении мира, о сонмах звезд и о Творце природы, создавшем небо, землю и море и вся яже в них; приказал детям созерцать солнце в его велелепии, и примолвил: «Вот чудесное произведение Всевышнего!» Он думал в сердце своем, что настало время поучать детей небесной мудрости.
      Когда отец произнес последние слова, дети вдруг воскликнули: «О, посмотрите, папенька и маменька, как прекрасно, как мило!» Они украсили ягненка цветами, и он стоял как жених, и ел траву из рук их.
      Отец взглянул на мать, и с важностью покачал головою.
      Но мать улыбнулась и сказала: Ах, мой милый, оставь их до времени в детской простоте. Оне не имеют еще нужды в восходящих и заходящих мирах и в словах важного поучения. Им надобна только любовь, и их есть царствие Божие».
      Отец и мать приласкали обоих детей своих, и радовались вместе с ними изукрашенному ягненку.
×
×
  • Create New...