Липы

Земледелец, семидесятилетний старец, сидел в летний день с детьми и внучатами в тени двух лип, которыя посадил он в день свадьбы своей перед дверями своего дома. Дерева были высоки и густо покрыты листьями; приятно и прохладно падала их тень на веселое семейство, и только по временам, когда тихие ветерки колебали ветви и листья, проливался свет золотыми кругами на каменный стол и скакал там и сям в веселом собрании, и на смуглых щеках и на серебряных волосах бодраго, почтеннаго старца.

Старец посмотрел вокруг себя и сказал: «Дети! сии дерева люблю я больше всех дерев, которыя насадили руки мои. Правда, я с почтением смотрю на высокий дуб, царя леса, и с благодарностию принимаю плоды от благодетельных яблонь, груш и веселящаго сердце винограда. Но сии дерева милее для меня всех других».

«Потому, что ты посадил их в радостный для тебя день», сказал младший сын земледельца, и улыбнулся своей невесте.

«Да», сказал старец и взглянул с любовию на жену свою, которая сидела подле него. «Это придает им цены в глазах моих: они напоминают мне пятьдесят радостных лет».

«Но, батюшка, какое множество яблонь и груш собрали бы мы в пятьдесят лет, если бы на место лип посажены были яблони и груши», сказала дочь земледельца, вполовину с шуткою, вполовину с важностию.

«Ты шутишь, слишком расчетливое дитя мое», отвечал старец, «ибо ты знаешь также хорошо как и я, что человек живет не тем токмо, что входит во уста. Ему нужна также и высшая, духовная жизнь: ему нужны прообразования, изображения и храмы. Дети! Сии липы, суть дерева семейственнаго союза: не стоят ли оне пред нашим жилищем как два священника?»

«Кто будет теперь», продолжал старец, «спрашивать о доходе и пользе? Правда, мягкое дерево моих любимиц не годится даже на дрова, не только на строение дома или палат; но оно приносит более, оно само становится жилищем и дает тень и защиту от зноя летняго». Старец посмотрел вокруг себя, и все с удовольствием следовали глазами за скачущим солнечным светом и зыблющимися тенями.

«Липы мои преграждают палящий поток солнечный и пропускают его к нам токмо разделенными струями. В их прохладном сумерке мы чувствуем приятность света. Нам кажется, как будто бы мы можем руками схватить его. По сему почитаю я сии дерева священниками и посредниками между темною землею и чистейшим существом, какое токмо свыше на нас изливается».

«Так тихая семейственная жизнь приближает нас к источнику вечнаго света. Мы научаемся, что есть Отец, и называем Его, наполняющаго небо и землю, детскими словами». Произнося сии слова, старец поднял голову; он смотрел на вершины лип, и в сию минуту пролился луч света на лице его.

«И когда благотворный дождь», продолжал старец, «освежает жаждущия поля, тогда, после перваго удовольствия и по прошествии росоносной тучи, еще долго падают капли с листьев дерев моих, как будто бы рука священника указывала в каждой из них благословение и милосердие небесное».

«Такова и семейственная жизнь. В недре ея обитает продолжительная радость. Она разделяет дары и пременяет безмолвное восхищение в радостную благодарность; в ней буря юношеских чувствований превращается в долговременное тихое удовольствие».

«И когда находит громоносная туча, под кровлею мирных дерев можно безопаснее разсматривать благодетельное течение бури. Они не привлекают молний, как гордый дуб, но защищают жилище от силы ветра».

«И в их листьях, как бы в святилище невинности и любви, собирается веселая жизнь. Сюда прилетает, в полуденный зной, голубь со своею голубкою и домашняя ласточка со своими детьми; здесь вьет гнездо палевый чиж и пестрый щегленок; здесь пел и в тихий вечер и ранним утром соловей восхитительную песнь свою; а при корне их покоятся верная собака и разноперыя дворовыя птицы. И утомленный странник охотно отдыхает в тени их, и множество бедных находили здесь прохладу».

«Ах, милыя дети, благочестивая семейственная жизнь заключает в себе столь много добраго и прекраснаго: она есть жилище сострадания, гостеприимства и благотворения».

«И какое приятное благоухание распространяют теперь скромные цветы сих дерев! Смотрите: вокруг вершин их носятся пестрокрылыя дети лета; слушайте: какой шум в их ветвях! В каждом цветке качается пчела и собирает мед и воск для своего улья».

«Так утверждается токмо в тихом недре семейственной жизни веселый труд и радостное наслаждение, иепреогорчаемое никаким раскаянием».

«Под сими деревами», сказал старший сын, «протекли приятнейшие дни нашего детства. Здесь мы играли в юности. Все имена наши вырезаны на коре сих дерев».

«Да, дети!» сказал старец, «здесь возрасли вы к важной, высшей жизни. Чтобы могли разцвести дни детства, им нужна приятная тень и тихий свет. Здесь тело ваше получило силу и гибкость, а душа сохранила детскую чистоту свою. Беспечно жили вы здесь пред глазами отца и матери; ваши имена вырезаны на коре сих дерев, подле них имена ваших милых, с именами детей, имена внуков».

«Токмо на мирной земле домашней жизни укрепляется дух любви и небесное чувство веры и надежды».

Старец взглянул на небо и умолк. Потом начал он говорить снова: «В каком полном цвете стоят ныне сии священныя дерева, и как они покрывают нас своею тению! Но пройдет еще несколько времени, наступит осень и время увядания. Но и увядание их прекрасно. Сначала цветок, свернувшись, опадает; потом бледнеет лист, раскрашивается различными красками, тихо отделяется от ветви и валится на землю. Мы собираем поблекшие листья вокруг древеснаго пня, чтобы они защищали корень от зимняго холода и питали его, и вспоминаем с благодарностию о тени и радостях, которыя они, зеленея, доставляли нам».

Когда старец сие говорил, дети с грустию смотрели на него и на мать, и у многих на глазах сверкали слезы.

Тогда старец, с веселым лицем, посмотрел вокруг себя и сказал: «Дети! Разве они не должны увядать? Так хочет благодетельная природа! Она разоблекает дерево, когда нам уже безполезна тень его, когда жилищу нашему нужен свет и лучи солнечные. Дерева снимают с себя зеленую одежду, чтобы в следующую весну разцвесть прекраснее, вырости выше. Они увядают в одно время, их листья опадают и смешиваются между собою также, как они составляли одну тень».

«Не правда ли, добрая, верная подруга дней моих, не правда ли, что один не отстанет от другаго? Спокойно и сладко спать в уготованном доме».

Так говорил земледелец и дружески подал правую руку жене своей. Она с любовию и радостно смотрела на почтеннаго старца.

Но дети старались скрыть свои слезы; а игры и веселие внуков раздавались в тени дружественных лип.