Нуман-ибн-Мунзир, его министр Шерик и один араб, по имени Тай

Жил-был некогда на свете один арабский эмир, по имени Нуман-ибн-Мунзир. Во всей Аравии он был известен своею необычайной щедростью, и великодушие его прославлялось везде и повсюду. Был у него между прочим один советник, по имени Шерик, пользовавшийся у всех величайшим уважением и доверием за свой возвышенный ум.

При дворе этого государя существовал один очень странный обычай, унаследованный еще от предков. В силу этого обычая, для всех, кто имел какую-либо просьбу к эмиру; установлено было два дня в неделю. Один из означенных дней назывался На'м (счастливый день), а другой, напротив, носил наименование Зе'у (несчастливый день). Всякаго, кому выпадала удача появиться при дворе в день На'м, эмир принимал самым любезным образом и щедро награждал дарами, так что проситель возвращался домой счастливым и довольным. Но кто имел несчастие придти к эмиру в день Зе'у, тот терял свою голову под топором палача.

И вот раз случилось так, что один бедный араб, по имени Тай, отец многочисленнаго семейства, наслышавшись много о великой доброте эмира, вздумал обратиться к нему в надежде, что столь прославленная щедрость этого государя сразу положит конец всем удручавшим его бедствиям. И оставив своих полуголодных детей в деревне, он отправился в город.

Добравшись, после длиннаго, продолжительнаго пути, до конечной своей цели, Тай тотчас же отыскал дворец и исполненный самых радужных надежд, предстал пред эмиром. Произнесши сначала, в виде приветствия, несколько превосходных стихов в честь эмира, он затем в самых трогательных выражениях разсказал ему о своих нуждах и о своей бедности.

Но случайно тогда был именно день Зе'у, и эмир, в силу стариннаго обычая, отвечал просителю, что не только не может помочь ему, а даже принужден велеть отрубить ему голову. Услышав из уст самого Нумана свой смертный приговор, бедный араб побледнел как смерть, и дрожа всем телом, упал в обморок на землю.

Когда же, спустя некоторое время, он пришел в себя, то грустным голосом сказал эмиру:

— О высокий повелитель правоверных! у меня много детей, и я их, горемычных, оставил дома голодными. У них со вчерашняго дня еще не было ни крошки во рту, и теперь, мучась от голода, они с нетерпением ждут моего возвращения. Но судьба требует, чтобы я исчез с лица земли, и мне остается только смиренно и без всякаго ропота покориться предначертаниям Всевышняго. Так окажи же мне перед смертью одну последнюю милость!

— Говори, — сказал благосклонно эмир, — и если это окажется в моей власти, то я исполню твое желание.

— О высокий повелитель правоверных, — продолжал араб, — умоляю тебя великим именем Аллаха, сжалься над моими голодными детьми, которым скоро предстоит стать сиротами, и отсрочь милостиво мою казнь лишь на несколько часов. Ведь отложить еще не значит отменить. А я тем временем выпрошу для несчастных своих детей хотя немного пищи у добрых людей, отнесу им и затем поручу их попечению какого-нибудь милосерднаго человека. Сегодня же вечером, раньше, чем закатится солнце, я вернусь сюда обратно и предоставлю свою жизнь в твое полное распоряжение. И тогда делай со мною, что тебе угодно.

— Хорошо, — отвечал эмир, — ради твоих детей я охотно исполню твою просьбу. Однако, к сожалению, я все же не могу нарушить нашего стариннаго обычая. Поэтому я отпущу тебя к детям, но лишь под тем условием, чтобы ты представил за себя кого-нибудь в поручители. И знай: если ты не сдержишь своего слова, то вместо тебя вечером будет обезглавлен твой поручитель.

При этих словах эмира Тай тоскливым взглядом обвел весь ряд присутствовавших сановников, ища с мольбою в глазах, между ними хотя бы одного благороднаго человека. И вот его блуждающий взор упал на Шерика. И в глубокой печали воскликнул он, обращаясь к министру:

— О благородный Шерик! Будь великодушен и стань до солнечнаго заката моим поручителем перед нашим эмиромъи Будь милостивым спасителем моих детей! Поверь мне, что как только я накормлю несчастных, я тотчас же вернусь сюда. И Всеблагий Аллах щедро вознаградит тебя за такое благое дело!

И благородный Шерик, не медля ни одной минуты, обратился к эмиру и сказал:

— Высокий повелитель! Я беру на себя поручительство за Тая. Будь милосерд и дозволь ему сходить к детям.

Тогда эмир тотчас же отпустил араба, и тот со всевозможною поспешностью удалился, обливаясь благодарными слезами.

Около полудня, когда солнце уже высоко стояло на небе, эмир насмешливо сказал Шерику:

— Ну, Шерик, готовься к смерти, потому что крайне невероятно, чтобы твой араб действительно сдержал свое слово и вернулся сюда обратно.

— Наш договор кончается только с закатом солнца, — возразил самым сериозным тоном министр; — а до тех пор я все еще нахожусь у тебя на службе.

Наконец солнце стало совсем закатываться, о Тае же все еще не было ни слуху, ни духу. Тогда эмир сказал:

— Ну, Шерик, наступает твой последний час. Готовься к смерти и если хочешь высказать какое-нибудь предсмертное желание, то торопись, пока у тебя есть еще время.

Тогда благородный Шерик встал совершенно спокойно, с полным достоиством, совершил все предписанныя законом омовения и, произнеся краткую молитву, с покорностью опустился на колени перед палачем. В это самое мгновение вдали, на самой границе пустыни показался человек, который поспешно бежал по направлению к городу. Это был Тай. В изнеможении и весь обливаясь потом, он, напрягая последния силы, старался как можно скорее добраться до эмира. Увидав своего благодетеля на коленях пред палачем, он поспешно подошел к нему, поднял его, обнял, поцеловал и затем сам опустился на его место, под топор палача. После этого он обратился к эмиру и сказал:

— Наше соглашение теперь кончилось. Я исполнил свои обязанности относительно детей, и готов ко всему. Делай же со мною, что тебе угодно.

Такое редкостное и удивительное происшествие повергло всех в величайшее изумление. Сам эмир погрузился на несколько минут в глубокое раздумье. Наконец он поднял голову и сказал:

— Во всю свою жизнь я не видывал ничего подобнаго и не слыхивал о столь своеобразных и удивительных людях. Ты, Тай, своею добросовестностью и верностью данному слову, достигнув, вершины того, что возможно для человека и дал нам такой блистательный пример силы характера, что никто в мире не может сказать, что он тверже тебя в этом отношении. А ты, Шерик, — обратился он к последнему, — ты дал нам такой образец великодушия и благородства, что отныне никто не может более тебя заслуживать название великодушнаго. Да простит мне Аллах всю ту кровь, какая была здесь пролита в силу нашего отвратительнаго обычая. Отныне день Зе'у да будет совсем отменен, и пусть оба дня называются днями На'м. И пусть впредь мои подданные и в тот, и в другой день испытывают лишь одно удовольствие и одариваются щедрыми подарками.

Как сказал эмир, так и было исполнено. И он не только тотчас же помиловал Тая, но еще подарил ему два кошелька, полных золота, и прекрасную одежду.

Вот каким образом Тай твердостью характера спас себе голову, а своим детям — отца. Разсыпавшись в сердечных благодарностях перед эмиром Нуманом и своим спасителем Шериком, он простился с ними и довольный, счастливый вернулся домой.