Мирная долина

В одной из прекраснейших стран Азии, под вечно-ясным небом лежит окруженная горами мирная долина, обитаемая малочисленным народом, который с давних времен, как бы слившись в одно семейство, живет в патриархальной простоте.

Туда, пробравшись через горы, пришел однажды молодый Персидский Принц и хотел говорить с главою сего мирнаго семейства. Желание его было исполнено. Старец высокаго роста и благороднаго вида очень ласково принял незнакомаго юношу и сказал ему: «Добро пожаловать к нам в мирную нашу долину, юный чужестранец; с намерением ли ты пришел к нам, или заблудился!»

«С намерением», сказал юноша; «я пришел .........».

Старец прервал его и сказал: «Мы оказываем гостеприимство всякому, кто приходит в нашу долину, не спрашивая, кто он и за чем пришел. Мы держимся еще древняго обычая, не прежде, как по прошествии трех дней узнавать об имени и желании чужестранца. По этому если ты не имеешь надобности, требовать от нас скорой помощи; то взойди в круг наш, как человек и брат, и с веселым сердцем вкуси то, что мы можем предложить тебе».

Молодый Принц поклонился и последовал за старцем в прохладную тень высоких пальм, где собрано было многочисленное семейство.

Мужщины и женщины, юноши и девицы — все подходили к чужестранцу и приветствовали его с такою откровенностию и радушием, как бы он уже давно был знаком с ними. Дети резвились вокруг его и подносили ему цветы.

«Ах, какое жилище невинности и радости!» со вздохом произнес Принц.

«Мы живем здесь все вместе», отвечал старец. «В наших сердцах обитает страх Божий; от того наши чувства не стареют, и мы видим Создателя в каждом из Его творений и даров. По этому мы всегда спокойны и веселы и незнаем никаких потребностей, которым не могли бы удовлетворить».

Глубокий, невольный вздох вылетел из груди юноши.

«Ты утомился от пути», сказал старец и кивнул головою. Тотчас подошли два юноши и принесли сосуд с водою, чтобы умыть ноги чужестранцу, и две девицы поднесли ему самых лучших плодов.

Принц никак не хотел, чтобы ему умыли ноги. — «Это священный обычай гостеприимства», сказал старец, «и подкрепление, которое сильный охотно и с радостию доставляет слабому и утомленному».

Принц замолчал, но краска выступила на лице его и колена задрожали.

«Ему дурно!» сказали юноши, которые хотели умыть ему ноги, — «его колена дрожат».

«И он не отведал плодов наших», сказали с жалостию девицы.

Тогда старец подошел к нему и, взявши его за дрожащую руку, сказал: «Сын мой, дневный жар утомил тебя; я отведу тебя в наше жилище, чтобы ты насладился сном. Он подкрепит силы твои, чтобы завтра ты мог участвовать с нами в радости священнаго празднества.

Юноша последовал за приветливым старцем в хижину. Здесь стояла постель из бальзамических душистых цветов, покрытая чистым полотном, белым, как снег.

«Здесь», сказал старец, «ты можешь спокойно заснуть. Ты покоишься под кровом Всевышняго, который благословляет эту долину. Об этом засвидетельствуют тебе мягкия, душистыя травы, на которых ты почивать будешь; а этот бело-снежный покров есть образ невинности».

Между тем как старец говорил, вошли два мальчика и принесли чашу с красным вином. Старец взял чашу из рук их и, подавая Принцу, сказал: «Мы питаемся полевыми и древесными плодами, как дает их нам природа. Но для больных и утомленных мы вижимаем сок из винограда. Это единственная кровь», прибавил он, улыбаясь, «которую проливаем мы; но это делается без всяких стонов. Пей, мой возлюбленный; это подкрепит и развеселит тебя».

Юноша взял чашу дрожащими руками, и когда стал пить, сильная дрожь пробежала по всем членам его.

Когда он отдавал старцу чашу, раздалось вдали приятное торжественное пение многих голосов. «Что это такое?» спросил Принц.

«Это вечерняя песнь», отвечал старец. «При захождении солнца мы приносим нашему Создателю общую нашу благодарность за свет небесный, который Он низпосылает нам, и за день жизни, который Он даровал нам. Мы верим, что исполненный любви Податель света и ежедневнаго благословения имеет особенное благоволение к молитве радости и любви. По этому мы приносим Ему благодарение наше в священном песнопении и собравшись все вместе. И о тебе не будет забыто в молитве нашей. Ты принадлежишь теперь также к нашему семейству. — Спи спокойно; Всевышний над тобою!» —

Сказавши это с дружественною приветливостию, он оставил Принца.

Но Принц закрыл свою голову и не мог смотреть в лице добродетельному старцу и отвечать на его приветствие.

Теперь юноша остался один; но сон не смыкал глаз его. Кровь в жилах его как будто кипела; он слышал биение своего сердца. Образ минувшаго дня непрестанно стоял перед ним, и тем яснее, чем мрачнее было в душе его. Тихая лунная ночь казалась ему безконечною. Он с нетерпением дожидал наступления дня. Наконец он впал в лихорадочный сон, который прерывался страшными сновидениями. Он пробудился с первым лунем зари. Приятное попеременное пение мужских и женских голосов раздавалось вдали еще торжественнее и трогательнее, нежели вечерняя песнь минувшаго дня. То была совокупная утренняя молитва при восхождении солнца.

Принц сильно был разтроган. Он хотел присоединить голос свой к общей молитве, — но не мог.

В это время дверь в его комнату тихо отворилась и старец глядел сквозь отверстие. Заботясь об юноше, котораго считал он больным, он не мог дождаться его пробуждения. Он хотел потихоньку вытти назад, если бы застал юношу еще спящим.

Нашедши чужестранца пробудившимся, он приветствовал его дружественными словами и с отеческою заботливостию спрашивал о его здоровье.

Юноша чрезвычайно был тронут таким нежным попечением и сказал: «Ах, какую любовь встречаю я в этой долине!»

«Сын мой», сказал старец, «мы чтим великаго Творца и Отца вселенной и уважаем каждое из Его творений, усматривая в них Его премудрость и благость; но в особенности образ Его мы познаем в каждом человеке, и стараемся делать добро всем, сколько можем. Ему самому дать мы ничего не можем. — Мы от юности привыкли к простоте сердца и к детской вере, и это обратилось нам в природу. И мы не хотим никакой благодарности, которая не принадлежит нам. — Теперь ты будешь торжествовать с нами празднество любви».

Едва только старец выговорил это, юноша залился слезами и просил вывесть его из долины.

Старец изумился и молча повел его к той стезе, которая вела из долины.

Тогда юноша начал: «Я оставляю долину вашу на веки. Я думал найти среди вас покой, но вытерпел самыя ужаснейшия мучения в моей жизни ...»

«Я не понимаю тебя», прервал его старец и смотрел на него с удивлением. — «Мирная наша долина?.....»

«Ваша долина, достопочтенный отец», воскликнул юноша, «есть обитель мира и невинности!»

«У нас ни одна капля крови не падает на землю», продолжал старец с небесным спокойствием, «и ни один вздох угнетенной невинности не заражает воздуха. Земля, которая носит и питает нас; воздух, который окружает нас, — все чисто ......»

«А я» — воскликнул Принц — «я нечист! И это-то самое и делает для меня невинную долину вашу местом мучения».

Старец умолк и с глубоким состраданием смотрел на несчастнаго юношу.

Они остановились на пределах мирной долины, Здесь юноша начал: «Почтенный старец! Твое радушие и добросердечие разрывает мое сердце. О — если бы оно могло исцелить его! Выслушай же теперь несчастную мою историю».

«Я сын Царя; мне назначен престол его и владычество над Персиею. Но эти руки запятнены невинною кровию. Единственный сын одной вдовы пал от меча моего. Кровь, слезы и вздохи тяготеют надо мною. Образ ужаснаго преступления моего всюду преследует и жестоко мучит меня. Я оставил дворец и надеялся в мирной долине вашей найти покой, котораго искал; но я испытал здесь самые ужасные часы в моей жизни. Ваше спокойствие было для меня мучением. Ваша невинность казалась мне жестокою укоризною в вине моей и каждый дружественный взор любви вашей падал во мрак души моей, как огненный лучь молнии в мрачную ночь. Ах! я принес меня — меня, котораго я хотел бы убегать, в эту обитель мира ....... Простите мне и, если можете, молитесь обо мне. Я иду туда, куда принадлежу».

С этими словами он оставил старца и мирную долину. Старец долго смотрел в след за ним, доколе он не поднялся на гору. Тут поднял он руки свои к небу, принес молитву и возвратился в круг веселящихся.

О ты, который, провождая порочную жизнь, нерадишь о своем обращении и исправлении, и возмущенную совесть свою, громко вопиющую против тебя, стараешься успокоить надеждою на безконечное милосердие Божие, — познай в сей аллегории собственный образ свой и тщету своей надежды! — С душею, омраченною грехами, ты и в самом рае, в сонме торжествующих Праведников испытал бы все ужасныя мучения ада. —